Интервьюер: Дж. Гордон
Вилле Вало о семенных ценностях, новом альбоме, вдохновении и волшебстве. Наслаждайтесь.

«Я рад быть язычником»
«Здорово, когда есть люди, которые хотят поболтать с тобой», – говорит внешне скромный и явно дружелюбный Вилле Вало, фронтмен финской группы HIM.
Довольно забавное замечание, учитывая тот факт, что HIM всемирно известны; фанаты выстроились бы в очередь и стояли бы под дверью Вало до следующего вторника, чтобы пообщаться с ним, если бы он только открыл ее.
Общение с фанатами – это одно, но общение с журналистами – неизбежное зло для любой рок-звезды, а Вилле известен своими байками, которые он любит рассказывать ничего не подозревающим журналистам. Стоит ли верить в то, что он говорит nighttimes.com? Вам решать.
NT: Ты говоришь, что занимался музыкой с семи лет и играл в HIM с четырнадцати. Что бы ты делал, если бы не занимался музыкой?
ВВ: У меня не было другого выбора, кроме как заниматься музыкой. У моего отца секс-шоп в Хельсинки, он продает дилдо и игрушки… Моя мать – секретарь муниципалитета. Они всегда говорили: «Сын, чем бы ты ни занимался, не делай то, что делаем мы». Они поддерживали меня, когда я начинал играть, и выручили меня, когда я впервые уехал из дома, помогали мне с покупкой моих первых инструментов… они поддерживали меня всегда и во всем в начале моей карьеры. Тогда я еще не получал денег за то, чем занимался.
Я счастлив, что не работаю целыми днями. Я могу петь песни и бренчать на гитаре и заставлять людей танцевать, улыбаться и смеяться. Если бы я не занимался музыкой, я вероятно бы помогал моему отцу в секс-шопе.
NT: HIM достигли невероятного успеха по всему миру. Но в десятилетней истории группы, я уверен, и у тебя, и у других участников были трудные времена, ошибки. Жалеешь о чем-нибудь?
ВВ: Жизнь – это череда ошибок, на которых ты учишься. Ты пробуешь что-то и иногда делаешь глупости. Ты учишься не совать пальцы в розетку. Я делал так много ошибок, но это все очень личное. Люди могут поступать друг с другом как настоящие ублюдки, даже из лучших побуждений. [Его голос становится жестче.] Они склонны делать много всего такого… Чертово посмешище! Но моя жизнь становится лучше день ото дня.
NT: Совсем недавно HIM выпустили новый альбом, “Venus Doom”. Он явно тяжелее, чем ваши предыдущие альбомы. Не расскажешь, что вдохновило тебя на него?
ВВ: Я шел к тому, чтобы написать “Venus Doom” 18 лет. Это единственный альбом, в котором я излил весь свой негатив, в котором я выразил себя самого на бумаге и использовал музыку как зеркало. Просто, чтобы справиться со всей этой ежедневной рутиной и всем этим негативом. Писать мрачную, пессимистичную и тяжелую чертову дрянь – вот, что делает меня счастливым и позволяет оставаться в здравом уме.
NT: Фанаты HIM расценивают твою лирику как наивысшую форму рок-поэзии. Что является твоей музой?
ВВ: Я читаю все подряд. Но хороший разговор в баре тоже может быть поэзией. Я внимательно смотрю и слушаю. Есть много вещей, о которых можно написать. Но выражать свои эмоции и чувства в словах всегда сложно; это всегда вызов. Но я благодарен за этот вызов.
Я читал Голуэя Киннелла. [Поэт – прим. пер.]. Хотя я все больше читаю романы. Все подряд: это гребаное детективное дерьмо, литературную критику – все! Но как я уже сказал, самую лучшую поэзию можно услышать в пабе. Там проносится полным-полно стихов. Просто нужно быть достаточно чувствительным, чтобы впитать всю информацию.
NT: У HIM уже несколько хитов в Top 40. Что ты думаешь по поводу постепенного перехода к мейнстриму?
ВВ: На самом деле я счастлив, что мы балансируем на лезвии бритвы, на грани коммерческой музыкальной индустрии и более альтернативной инди-музыки. Это не то, о чем я размышляю все свое свободное время. Я беру акустическую гитару… то, что я не могу выразить словами, я выражаю в мелодиях. А когда мелодии готовы, могут пройти месяцы прежде, чем я напишу одно единственное предложение. Не потому, что я пьян, под кайфом или еще что-нибудь, а потому, что это может быть очень трудным. Когда мне это удается, я чувствую облегчение. Я даю послушать свое новое сочинение парням из группы, и, в конце концов, мы представляем эту песню на сцене, и людям она нравится. Это удивительно, потому что все появляется в такой суете. Это чудесное путешествие песни! От меня, сидящего на полу в нижнем белье; только что с постели с чашкой кофе в руке и сигаретой во рту, бренчащего на гитаре. Маленькая крохотная идея путешествует со скоростью света до того момента, когда она уже на радио, а мы снимаем новое видео на нее. Это чудесно! Я определенно не желаю разрушать все то волшебство, которое стоит за этим.
NT: Логотип группы, «хартаграмма», в каком-то смысле более известна, чем музыка HIM. Что ты думаешь на этот счет?
ВВ: Я считаю, что это круто! Мне нравится, что символ значит больше, чем сама группа. Этот символ заключает в себе наши жизни, жизни наших друзей, даже группы наших друзей. Он предназначался для того, чтобы делиться им. На самом деле, я счастлив, что люди набивают себе татуировки с ним. Он красивый. Вероятно, это самая лучшее, что я когда-либо создал… Я нарисовал его около десяти лет назад, и он завоевал невероятный успех по всему миру. Я нарисовал его в тот день, когда мне исполнилось 20. Это заняло всего пять минут, но вероятно, где-то в подсознании я работал над ним лет 15.
Группы, которые мне нравились, как Black Sabbath, использовали пентаграмму, и мне она ужасно нравилась. Но, кроме того, я большой поклонник Элвиса Пресли и всякой ерунды вроде “Let me be your teddy bear”. Я просто хотел объединить обе идеи в одном символе.
У меня есть несколько друзей-колдунов… вернее, я бы сказал, практикующих магов. Так что когда я нарисовал его, я тут же побежал к ним, убедиться, что я не сделал ничего дурного, в мистическом смысле. Я не хотел достать кого-нибудь чем-нибудь никчемным, насмехаясь над традицией. Но хартаграмма – слияние двух хорошо известных символов. В поп-культуре сердце представляет собой слащавые сентиментальные ценности, а пентаграмма – зло, дьявол, Black Sabbath и Iron Maiden, все, что с ним связано. Духовность и сексуальность могут сосуществовать. Дух и плоть едины.
Лично для меня это никак не связано с религиозными верованиями и еще чем-нибудь в этом роде. Я рос в семье, где я мог решать сам, платить отчисления церкви или нет. Я не плачу. Я рад быть язычником. [Смеется].
NT: В октябре вы отправляетесь в турне с “Venus Doom”, а весной у вас начинается мировой тур, в ходе которого вы посетите Латинскую Америку, Австралию, Новую Зеландию и Японию. Отразится ли более тяжелое настроение “Venus Doom”, с ярко выраженным недостатком клавишных, на живом выступлении?
ВВ: Да, наш клавишник превратится в законченного алкоголика, от безделья! [Смеется]. Мы все больше делаем новые аранжировки на некоторые из наших старых песен, чтобы сделать их звучание более интересным. На живом выступлении это – всегда риск. Я люблю элемент опасности, попадать в ситуацию, когда ты можешь делать ошибки, красивые ошибки.
Это как чтение стихов. Сходите на разные представления Буковски (я как раз читаю его поэму). Он всегда импровизирует и меняет отрывки местами. Это странно, но это и удивительно. И это одна из причин, почему мы продолжаем заниматься этим. Мы не знаем, куда это заведет нас, мы просто плывем по течению.
NT: HIM станут когда-нибудь одной из тех групп, что живут десятилетиями, как U2 или еще кто-нибудь?
ВВ: Я не хочу знать, что случится. Завтра, может, я попаду под машину. Один день, одна песня. Я живу сегодняшним днем. Вполне очевидно, что я получаю многое от того, что я пишу, пою, занимаюсь музыкой и играю в группе. Я доволен. Но все может измениться. Никогда не знаешь. Я могу проснуться однажды и решить, что это больше не для меня. Это как отношения: нужно наслаждаться моментом, пока он длится. Надо надеется, что он продлится до конца твоей жизни, но нет никаких гарантий.